Блаженный Геннадий Тарский и Ишимский

Хотя Гену знали все, но мало кто был посвящён в главную тайну Геннадия…. 

Этого человека знал каждый житель города. Все – от мала, до велика. Он даже стал героем литературного произведения. В повести «Пожароопасный период» тюменского писателя Николая Денисова главная особенность, характерная примета Городка – не заводы и фабрики, не какие-либо учреждения, а… «дурачок Гена», как называли его любя, хотя и не без доли страха, который возникает перед необъяснимым, неподвластным рассудку явлением. Гену жалели, т.к. на Руси к убогим ещё не везде исчезло традиционно-сочувственное отношение. Но денег никогда не просил, и не брал, если давали. И не пил. 

В 50-60-е годы после переезда в Ишим, он ходил по улицам города в нарочито парадной офицерской форме царских времён. Украшения – погоны, кокарды, ордена – он делал сам из жести и подручных материалов по образцам, которые срисовывал из старинных книг. Однако при всей тщательности отделки была существенная «неувязка»: Гена ходил босым. Это стало основой многих небылиц и шуточных рассказов. 

О том, что нашего героя звали Геннадий Николаевич Чернятьев, знал очень узкий круг лиц.

Родился он 20 сентября 1929 года, то есть накануне двунадесятого праздника Рождества Пресвятой Богородицы, в городе Таре Омской области. Его родители – Николай Фёдорович Чернятьев и Анна Тимофеевна Назимова (Назьмова). Сам Гена рассказывал, что отец был белогвардейским офицером, но перешёл на сторону красных.
Замуж за Владимира Сенникова мать Гены вышла, когда сыну исполнилось четыре года. Отчим Геннадия был инвалидом I группы, абсолютно слепым. Но он славился как хороший пимокат, потому семья жила в относительном достатке. Геннадий с детства не отличался особой общительностью, зато часто бегал в соборный храм города Тары, который находился рядом с их домом.

Учился ли Гена в советской школе – вопрос, на который пока нет ответа. По словам опекуна Гены, он ходил три года в первый класс, после чего специальная комиссия признала его ненормальным. В семье же на расспросы отвечали так: во время войны Гену отправили в школу ФЗО за несколько десятков километров от Тары. Там ему решительно не понравилось, он по распутице пешком пошёл домой, простудился, заболел менингитом и получил вот такое осложнение. Однозначно лишь, что ни в художественном училище в Свердловске (как рассказывал порою Гена), ни тем более в ленинградской Академии художеств он не учился.

В Ишим Сенниковы переехали в 1949 году. Отношения в семье были хорошие. Геннадий никогда не сидел без дела. Все домашние работы – копку грядок, полив огорода, уборку снега, колку дров – он исполнял с охотой. И количество сохранившихся художественных работ свидетельствует о необыкновенном трудолюбии.

 Владимир Алексеевич,отчим

Геннадия, и его матьАнна Тимофеевна. 

Когда Гену официально признали «психически больным», точно не известно. Из Ишима его возили в 50-е годы на обследование в областную психиатрическую лечебницу. Пребывание там Гена переносил очень тяжко, после признавался близким людям: «Как трудно быть нормальному человеку среди дураков!» В итоге его признали инвалидом, поставили на учёт и больше не беспокоили.

Чтобы разобраться в вопросе о сумасшествии Геннадия, следует непредвзято подойти к вопросу о природе ненормальности. Вопрос этот, как говорят обыватели, философский. Ведь для того, чтобы определить «ненормальность», нужно знать, что есть «норма». Норма поступать «как все», согласно «общественному мнению», мнению мира-общества, главная ценность которого – сытое благополучие, душевная успокоенность. Всякий талант – уже ненормальность. Но ведь «не от мира сего» был и Христос, призывавший оставить «мёртвым погребать своих мертвецов». И Церковь Христова существует на земле как гостья, время от времени то гонимая, то терпимая властями мира сего…

Небольшой уездный город Тара был в прошлом славен торговлей, и в наследство от благочестивых купцов ему досталось ожерелье из шести величественных белокаменных храмов. В середине 1930-х годов их осталось уже пять, из них действующих только два – Спасская церковь и Николаевский собор, который стоял ближе к Подгорной улице, где жили Сенниковы. Туда-то, вероятно, и бегал маленький Гена. Собор славился шестью колоколами, из которых самый большой весил 108 пудов8 фунтови имел надпись: «Благовестите день от дне спасение Бога Нашего».

Из архивных документов известно, что Никольский собор занимала община «тихоновцев», последователей патриарха Тихона, не признавших обновленческого раскола, поддержанного советской властью. Поэтому стремление уничтожить его было особенно горячим. Официальное закрытие состоялось 13 марта 1938 года. В один из тёплых дней стали снимать колокола. Вечером восьмилетний Гена исчез. Двое суток его не могли найти, пока мальчишки не подсказали Сенниковым: «Ваш Гена сидит на колокольне, мы ему таскали хлеба и воды».

Как говорили родные, после исчезновения на колокольне и начались странности в его поведении. Мальчик переносил в огород кирпичи от разрушенного храма, ставил поверх чугунок и устраивал крест из палочек. Над ним смеялись, ломали детское сооружение, но Гена упорно восстанавливал свой маленький храм. Всю жизнь он хранил в особой коробочке кусочки парчи от церковного облачения и обломки разбитого иконостаса из Никольского храма. А потом, уже в 90-х годах, говорил: «Вот видите: когда все храмы разрушали, я их восстанавливал! Никто не знал, что их будут восстанавливать – а я это делал…»
Люди, воспитанные в советское время в духе материализма и атеизма, знающие историю культуры своей страны только в усечённо-классовом ракурсе, естественно, не могли понять сути Гениного «помешательства». Между тем его поведение – классический образец явления, известного в православной традиции как юродство во Христе. Особенно прославились в народе святые блаженные Василий, похороненный у собора Покрова-на-рву в Москве (который часто и называют его именем) и блаженная Ксения Петербургская. За такой подвиг Господь наделил их дарами прозорливости и целительства.
Людей, подобных блаженному Геннадию, не было на всей обширной территории Омско-Тюменской епархии. Недаром Гену любил и ценил епископ Максим (Кроха), который часто брал его с собою в Тару и в Тобольск, на празднование памяти святителя Иоанна.   

Владыка Максим очень уважительно относился к Геннадию и часто приглашал с собой в архиерейские поездки, помогал ему. 

На юродство не идут без благословения. Гена как-то обмолвился, что его духовным отцом был иеромонах Силуан, который тайно жил в землянке на берегу Иртыша. «Гена был для мира безумным, а для духовной жизни это был мудрый человек», – таково мнение близко знавших его людей из церковной среды.

Священник Иоанн Ковалевский в своей книге «Подвиг юродства» пишет «Юродивые Христа ради, славные подвижники, воодушевляемые пламенной любовью к Богу, добровольно отказывались не только от всех удобств и благ жизни земной, от всех выгод общественной жизни, от самого близкого и кровного родства, но даже отрекались при полном внутреннем самосознании от самого главного отличия человека в ряду живых существ – от разума. Добровольно принимали на себя вид безумного, а иногда и нравственно падшего человека, не знающего ни приличия, ни чувства стыда, дозволяющего себе иногда соблазнительные действия».

Это – «высочайшая степень самоотвержения», смирения, умаления самолюбия, тщеславия, гордости – ради Христа. Юродство о Христе – буквальное исполнение слов апостола Павла: «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым» (1 Кор. 3:18). Многие святые отцы ставили подвиг юродства по духовной трудности выше монашества – высшей степени самоотречения. Монах «отгораживается» от мира монастырскими стенами и особой одеждой. Юродивый живёт в миру, где и одеждой, и поведением вызывает в свой адрес постоянные насмешки, молясь при этом за уничижающих, дабы Господь не вменил им это во грех.

Юродство – зеркало человеческих страстей. Юродивые показывают своим поведением подлинные мотивы многих наших поступков, выворачивая наизнанку наше лицемерие. Вся жизнь юродивого – воплощение принципа зеркальности, и даже – двойной зеркальности, отрицания отрицания. В ответ на безбожную советскую действительность Гена не скрывал своих воззрений безразличием, а страстно выражал любовь к дореволюционной, царской Руси, повсюду собирая её осколки и обрывки (в его архиве – множество портретов императора и членов царской семьи). Тайные плотские вожделения он обличал не благообразной критикой, а показным, публичным их исполнением. На наше желание приукрасить себя он отвечал не суровым пренебрежением внешностью, а, напротив, чрезмерным к ней вниманием. На щёгольство в одежде реагировал хождением зимой налегке и в одежде, засаленной настолько, что она становилась глянцевитой, как кожа.

Геннадий. Снимок 1966 года.
Однако это отрицание не носило нигилистический – а, напротив, имело утвердительный характер. Гена благоговел перед святынями, и святость Церкви никогда не подвергал сомнению. Хотя многие его поступки необъяснимы. Возможно, их таинственный характер откроется для нас позже, а может, никогда. Главное же – мнимое безумие Геннадия было залогом его внутренней свободы, позволявшей видеть подлинный смысл происходящего и душевную сущность людей. 

Трепетно относясь к церковным святыням, Гена не стеснялся делать священникам замечания, если считал их справедливыми. Причём такие замечания, о каких в советское время сам батюшка не мог себе позволить и помыслить. Маска сумасшествия позволяла Гене свободно «глаголать истину».
Так, однажды настоятель Никольского храма попросил его подписать открытки лечащим врачам. Гена же, по образцу церковного поздравления: «Поздравляю Вас с днём Ангела, дай Бог Вам здоровья на Вашу работу во Славу Божию», – написал следующее: «Поздравляю Вас с днём рождения, и пусть Ленин даст Вам здоровья на Вашу работу во славу КПСС». Когда же на ектиниях возглашалось: «Еще молимся о богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея», – то Гена на клиросе прекращал пение и всем громко выговаривал: «Нельзя за безбожников молиться!» Как-то священник показал ему служебник: «Смотри, здесь написано – по благословению патриарха Пимена, ты ведь его уважаешь?» – «Уважаю, но ты ведь понимаешь, он несвободный человек…»


Ворота Покровской церкви

изготовлены по эскизу Геннадия

Гена благоговел перед всем дореволюционным, сердцем чувствуя, что Русь потеряла святость с потерей монарха – помазанника Божия. В свои орнаменты он часто вплетал изображение двуглавого орла или трёхцветной бело-сине-красной ленточки.  

Геннадий очень любил колокольный звон: видимо, память о тарских колоколах постоянно жила в его сердце. Однако советская власть разрушила не только тарские колокольни. Звон в то время был величайшей редкостью. И Гена извлекал его из самых неожиданных предметов. Так, за трапезой в гостях он никогда не пил водку, называя её «бесовской кровью», зато мог выпить бокал вина, требуя, чтобы все обязательно чокнулись. Хрустальный звон приводил его в умиление. Геннадий часто ездил в Тобольск, на праздник святителя Иоанна Тобольского. И вот однажды перед литургией собравшиеся в Покровском соборе с удивлением услышали колокольный звон. Даже настоятель вышел из алтаря, чтобы узнать, откуда он. А это Гена собрал изо всех окрестностей металлические урны и ещё какие-то
предметы и давай по ним звонить. Получился почти настоящий колокольный звон. После службы настоятель во всеуслышание поблагодарил Гену за подаренную духовную радость.

Гена плачет, слушая колокольный

звон на Богоявленском соборе. Июнь 1993 г.

В начале 70-х годов в «имидже» Гены произошли резкие изменения. Он стал носить потёртый фартук с огромным карманом и повязанный поверх головы платочек. Таким он ходил до самой смерти, таким и запомнился большинству горожан, особенно юному поколению. Маленькие дети его боялись, а подростки могли и поиздеваться. Гена не сопротивлялся, только нарочито громко бранился (не матерясь) и старался ретироваться с места событий. Взрослые же к нему относились в основном благодушно. 

Любимым местом времяпрепровождения Геннадия в 60-70-е годы был педагогический институт. Ходил он туда «как на работу».  

Гена бросает учебную гранату

на занятих физкультурой у студентов ИГПИ

Однако, когда Гена заходил в читальный зал библиотеки института, то становился тихим и смиренным. Работники читального зала его привечали, давали все книги, которые просил. Он садился за один из столов и затихал. Можно было увидеть, что он не только читал, но и что-то сосредоточенно выводил на листах бумаги. То, что выходило из-под карандаша, тут же обрастало новыми легендами.

Особенно он любили пересказывать в подробностях историю о том, как Гена нарисовал фрагмент трёхрублёвой купюры, сложил её так, чтобы было видно только нарисованное место, и попытался что-то купить. Купюру приняли. Гену якобы пожурили в милиции и отпустили с миром, как психически больного. Сочетание «гений и помешательство» рождало разнообразные версии происхождения необыкновенного таланта. Согласно одной из них, Гена когда-то учился в ленинградской Академии художеств, занимался с радением и тщанием, но однажды прочитал ночью страшные рассказы Эдгара По, и образы великого американского романтика оказались настолько впечатляющими, что рассудок Гены не выдержал. 

Гена охотно рисовал вывески и объявления по просьбам ишимцев.

Однако подлинный талант Гены-рисовальщика был известен не столь многим горожанам. Ему заказывали рисунки, объявления, стенгазеты, которые он исполнял, вопреки внешне непредсказуемому нраву, старательно и бескорыстно.  В дар принимал только материалы  для работы:  карандаши, фломастеры, перья, кисти, краски, тушь, бумагу. У него была способность «схватывать» образ человека и впоследствии довольно точно воспроизводить его на бумаге. Гена раздаривал эти портреты изображённым на них людям.

В архиве Геннадия осталось много зарисовок орнаментов из разных книг и даже подлинных иллюстраций, неведомо как попавших в его коллекцию. Судя по всему, он всё же не имел специального художественного образования. Но по черновикам Гены видно, как росло его мастерство. Замечательна икона Богородицы, выполненная графитным карандашом на большом листе ватмана. Поражает не только проработка линий, проникновенность изображения, но и деталь, внесённая Геннадием – фигура странника, сокрушённо склонившего голову у колен младенца-Христа.

Он много работал для храмов. Рисовал обложки рукописных акафистов для Покровского собора в Тобольске, создавал украшенные орнаментом листы с текстами молитв для Никольской церкви в Ишиме. По его же эскизу изготовлены западные ворота и деревянные крыльца ишимской Покровской церкви.

Орнамент был любимым жанром Геннадия. Здесь он достиг поистине виртуозного совершенства. Его работы узнаваемы с первого взгляда, что говорит о сложившемся художественном стиле. Линии точны и ровны. Узоры абсолютно симметричны. Краски положены равномерно. Цветовое сочетание ярко, оригинально и в то же время безупречно. Жанр орнамента наиболее точно соответствовал созерцательному умонастроению и миропониманию Геннадия. Он мог вдруг остановиться, поражённый каким-то звуком и сказать близкому человеку: «Послушай, так звучит вечность». А в бесконечные орнаментальные повторы, возможно, вплетались – линия за линией – слова внутренней молитвы… 

Парадокс, загадка Геннадия: известный своей энергичностью и порывистыми движениями, он преображался во время работы над рисунками. Его орнаменты поражают изощрённым исполнением. Многократное повторение одних и тех же элементов требовало огромного терпения и усидчивости. И ещё необходима максимальная сосредоточенность, поскольку без понимания структуры орнамента, без целостного образа этого головоломного переплетения линий не создать таких совершенных работ, какие выходили из-под руки самобытного художника.
На этом его дарования не кончались. Гена ещё с 50-х годов начал петь в хоре Никольской церкви. Слух у него был безупречный. Мог исполнять разные партии, особенно удавалась партия тенора. Когда был в настроении, то сильным голосом заглушал всех клирошан. А ещё Гена ещё умел играть на гармошке и сам сочинял мелодии, посвящая их близким людям.

Но пение Геннадия могли услышать только немногие люди. Для большинства горожан он был известен как завсегдатай кинотеатров. Его туда пускали без билетов. Об истинном отношении Гены к фильмам знали, опять же, очень немногие. Он умилялся, глядя на картины русской природы, слушая русскую музыку, но особенно любил исторические фильмы – про царей и Русь православную. Фильм «Иван Грозный» смотрел бессчётное число раз. Эта любовь к старинному проявлялась и в увлечении царским обмундированием, и в том, что он писал – и притом исключительно грамотно! – только по старой орфографии. Хорошо знал Библию, особенно Пророческие книги, разбирался в грамматике церковно-славянского языка. Библия, принадлежавшая Геннадию.
Образование Геннадия – тёмное место в его биографии. Впрочем, как и сама биография – для того большинства горожан, которые из уст в уста передавали легенды о Гене-дурачке и Гене-художнике. И даже – как само имя.

Гена относился к природе и ко всему живому с особым трепетом. У него в доме и на огороде жило множество котов и кошек, которых он подбирал на ишимских улицах. Он относился к ним как к тварям Божиим и даже отмечал в календаре дни находок или потерь своих любимцев. Взяв в руки большую кастрюлю, он ходил по ишимским столовым, и милосердные повара накладывали ему еды, полагая, что Гена голодает. А он всё это скармливал кошечкам. И кошки у него ели вместе с мышами, из одной посуды. 

22 апреля 1981 года в возрасте 68 лет скончался Владимир Алексеевич Сенников, отчим Геннадия. Ровно через три года, в тот же день в возрасте 72 лет умерла мать, Анна Тимофеевна. Геннадий ревностно молился об их упокоении и в разговорах сокрушался, что их смерть пришлась на тот день, когда вся страна праздновала рождение вождя большевиков Ленина. (Впрочем, 22 апреля Православная Церковь празднует память мученика Евпсихия, на другой день памяти которого, 20 сентября, приходится день рождения самого Геннадия.) После смерти родителей Гена полностью оставил заботу о житейских удобствах. 

По всему городу он собирал палки, чурочки и пилил их строго по одному размеру. Дом и огород превратились в огромную поленницу, однако за всю зиму Гена топил печь раза два-три, чтобы разогреть пищу для кошек. Сам же, приходя домой, укутывался тряпками и, надышав в них, засыпал.
В конце 50-х годов Гена по просьбе настоятеля Покровской церкви протоиерея Парфения Ерёменко сфотографировался в ателье в различных своих нарядах. Некоторые снимки сохранились. Однако впоследствии он категорически противился съёмкам и уничтожил своё изображение на семейных снимках. Сфотографировать его можно было только тайком. Однако за год-полтора до смерти Гена вдруг позволил не только фотографировать себя, но и снимать на видеокамеру. Словно кто-то подсказал ему, что это необходимо. Для нас, для тех, кто ещё помнит его, и для тех, кто только в будущем узнает о том, какой праведник жил в Ишиме. 

Фотографии Геннадия 1994 года.

Смерть Геннадия обросла не меньшим количеством слухов, чем его жизнь. Однако близкие люди свидетельствуют: умер он дома, своей смертью – от сердечного приступа. В морге, куда увезли тело, не работал холодильник. И не было судмедэксперта, который появился только на четвёртый день. Но признаков разложения не наблюдалось, более того, чувствовался тонкий аромат, исходивший от тела.

10 мая 1995 года стало официальной датой кончины Геннадия. Свидетельство о смерти венчает любимый им двуглавый орёл. Похоронили Гену с крестным ходом и колокольным звоном. Над его могилой в светлой берёзовой роще – простой деревянный крест. 

…Любительская магнитофонная запись, сделанная на церковной трапезе на Успение в 1994 году, кончается словами Геннадия: «Ох, и грешник же я, знали бы вы, милые мои хорошие, кого вы принимаете! …Как для людей, это понятно – можно же их одурачить. Но, а как Бога можно одурачить? Никак не возможно. Сердцеведец, душеведец! …Я – ничтожество, ужаснейшее ничтожество. Нет, я говорю не ради красного словца, чтоб меня действительно похвалили: ой, какой молодец, надо же, сам распинается в этом! – нет, а действительно, в самом деле – я ничтожество… Вот Геночка умрёт… вот правда, как вы будете без меня жить, скажите? Как вы будете без меня?..»  

Колокол, отлитый для Богоявленского собора в 2004 году в память блаженного Геннадия.

 

 

ОРНАМЕНТЫ ГЕННАДИЯ 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Пресс-служба Тарской Епархии

Оставить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *